Текст как результат взаимодействия плана выражения и плана содержания

Чтение текста является основным, первичным и наиболее очевидным источником того особого опыта понимания, который стал предметом герменевтических учений. При исследовании филологической герменевтики как философской традиции и как методологии гуманитарного знания представляется важным анализ того, что же текст представляет из себя в соответствие с основными его характеристиками.

Как языковое явление, текст детерминируется наличием двух планов — внешнего и внутреннего. Внешний или поверхностный уровень текста представляет собой совокупность языковых средств, «которая отражает лексико­грамматические и логико-композиционные закономерности его организации» [Пешкова, 2002, с. 77]. Внешние характеристики текста являются эксплицитно выраженными, т.е. «это то, что дано непосредственному восприятию» [Новиков, 1983, с. 22]. Прежде всего, это касается структурно-семантического построения текста, а также способа изложения и текстовой модальности.

Согласно нашему исследованию в большей степени нас интересует внутренний план организации текста, поскольку доказана его доминирующая роль при восприятии и понимании текстовой информации [Новиков, 1983; Пешкова, 2002]. Несмотря на то, что при чтении реципиент опирается на материальную, знаковую сторону письменного текста, текст не воспринимается как комплекс фонетических и лексико - грамматических форм. Осмысление текста происходит на внутреннем, глубинном уровне, о чём свидетельствуют работы большинства исследователей [Соколов, 1968; Жинкин, 1958, 1982; Новиков, 1983, 2000; Пешкова, 2002].

Структура текста есть «глобальный способ организации текста как некой целостной данности» [Тураева, 1986, с. 56], которая представлена определенным

набором текстовых категорий. Каждая категория текста содержит определенный признак текста.

Как не существует единого мнения в определении понятия текст, так и относительно ведущих категорий текста существуют разногласия среди ученых. Проблемы, связанные с понятием текст и его категориями, рассматриваются в различных лингвистических исследованиях [Гальперин, 1981; Солганик, 1981; Москальская, 1981; Пешкова, 1987] и др., в психологических [Петренко, 1997] и др., в психолингвистических [Леонтьев. 1969; Новиков, 1983; Сорокин, 1985; Залевская, 2001; Пешкова, 2002] и др.

Следует отметить, что большинство исследователей признают такие текстовые категории, как цельность, связность, информативность, членимость, законченность (завершенность), модальность.

Феномен текста заключается в его многоаспектности, допускающей его различные определения. В разных дефинициях подчеркиваются как основное разные качества текста. Текст можно рассматривать с точки зрения заключенной в нем информации (текст - это, прежде всего, информационное единство); с точки зрения психологии его создания как творческий акт автора, вызванный определенной целью (текст - это продукт речемыслительной деятельности субъекта); текст можно рассматривать с позиций прагматических (текст - это материал для восприятия, интерпретации); наконец, текст можно характеризовать со стороны его структуры, речевой организации и стилистики (сейчас появляется все больше работ такого плана, например, стилистика текста, синтаксис текста, грамматика текста, шире - лингвистика текста).

В семиотике под текстом понимается осмысленная последовательность любых знаков, любая форма коммуникации как последовательность вербальных (словесных) знаков. Поскольку текст несет некий смысл, то он изначально коммуникативен и представляется как единица коммуникативная. В

филологической герменевтике текст включается в деятельность читателя через продуктивную интерпретацию; для этого текст должен быть прочитываем.

Текст - это то, что может быть прочитано и интерпретировано, если в текстовых средствах опредмечены объективно - и субъективно-реальностные смыслы, пробуждающие рефлексию и стимулирующие рефлективную деятельность по их освоению.

Само слово «текст» (лат. textus) означает ткань, сплетение, соединение. Поэтому важно установить и то, что соединяется, и то, как и зачем соединяется. В любом случае текст представляет собой объединенную по смыслу последовательность знаковых единиц, основными свойствами которой являются связанность и цельность. Такая последовательность знаков признается коммуникативной единицей высшего уровня, поскольку она обладает качеством смысловой завершенности как цельное литературное произведение, т.е. законченное информационное и структурное целое. Причем это целое всегда имеет функциональную структуру, а части целого выполняют свои роли в этой структуре.

Текст представляет собой сложную структуру многообразно соотносящихся и различающихся по своим качествам элементов, интересующую нас, прежде всего, с точки зрения категорий содержания и формы, т. е. как речевая организация текста, соответствующая его информационно-коммуникативным качествам. При этом понятие «текст» может быть применено не только по отношению к цельному литературно оформленному произведению, но и к его части, достаточно самостоятельной с точки зрения микротемы и языкового оформления. Можно говорить о тексте главы, раздела, параграфа; тексте введения, заключения и любой дроби текста.

Смысловая система текста коррелирует известным образом с планом содержания, который представляет собой «внутреннюю (смысловую, понятийную) сторону языковых единиц, по отношению к которой внешняя (звуковая, графическая) их сторона приобретает свойства выражения» [Ахманова, 1966, с. 438].

Текст с лингвистических (формально-лингвистических) позиций рассматривается как многоуровневая стилистическая и смысловая категория, состоящая из лексических и синтаксических отрезков, создающих его основную структуру и несущих в себе определенное смысловое содержание.

На семантическом уровне текст представляет собой «упорядоченную, сложную, относительно замкнутую последовательность и структуру знаков, соответствующую упорядоченной, сложной и относительно замкнутой семантической структуре» [Науман, 1978, с. 141].

На прагматическом уровне текст рассматривается как продукт и средство реализации коммуникативной задачи, возникающей одновременно перед обоими участниками коммуникативного акта: адресантом-автором и адресатом- реципиентом. У обоих формируются собственные прагматические установки: у адресанта - на адекватную передачу информации, у реципиента - на адекватное восприятие текста [Шахнарович, 1998].

С герменевтических позиций текст рассматривается как «опредмеченная субъективность, в системе материальных средств которого усматриваются опредмеченные реальности сознания, сложившиеся в деятельности человека субъективные реальности, смыслы, коррелятивные со средствами текста» [Богин, 1982, с. 20].

Согласно приведенным определениям, которые детерминируют структуру текста, вырабатываются соответствующие установки на понимание текста. Данные установки призваны учитывать лингвистическую, смысловую, семантическую, прагматическую и герменевтическую стороны текста.

В качестве основных свойств текста рассматриваются его материальность и осмысленность. Материальность текста проявляется в письменном существовании текста, состоящего из букв, знаков, предложений, абзацев, и в возможности видения и чтения этого текста реципиентом. Осмысленность текста,

с одной стороны, заключается в смыслах, содержащихся в этих буквах, знаках, предложениях, абзацах, а с другой стороны, в способности реципиента усматривать эти буквы, знаки, предложения, абзацы и распредмечивать опредмеченные в них смыслы, усваивать их; а также в основном назначении текста - существовать не просто самому по себе, а с ориентацией на его восприятие, осмысление и овладение.

Материальность и осмысленность текста соотносятся также со связностью текста и его смысловой целостностью, которые заключаются не только в использовании формальных средств, но и во «включении таких механизмов смысловой связи, которые выработаны данным типом культуры и закреплены в сознании ее носителей» [Васильев, 1988, с. 167]. Смысловое единство и связность текста, в свою очередь, обеспечиваются синтезом смыслов, возникающим в результате взаимодействия продуцента и реципиента, и, хотя текст при этом одновременно детерминируется с обеих сторон, явно недостаточное внимание уделяется позиции, действиям и в целом стратегиям реципиента в процессе понимания текста.

Текст как продукт речемыслительной деятельности автора и материал речемыслительной деятельности интерпретатора (читателя/переводчика) есть, прежде всего, особым образом представленное знание: вербализованное знание и фоновое знание. В тексте линейно упорядочена совокупность знаковых единиц разного объема и сложности, т.е. это материальное образование, состоящее из элементов членораздельной речи. Однако это в целом материальное образование несет в себе нечто нематериальное, содержание (знание, событие). Более того, знание не всегда реализуется целиком вербальными средствами.

Автор обычно вербализует «разность», полученную в результате «вычитания» из замысла предполагаемых знаний интерпретатора. Интерпретатор (переводчик) же, в свою очередь, «суммирует» эту разность с собственными знаниями.

Поскольку отправитель и получатель сообщения располагают и определенным объемом совместных знаний (фоновых), сообщение всегда оказывается формально фрагментарным, но фактически полным.

Жорж Мунен в свое время писал: «...чтобы переводить с иностранного языка, нужны две предпосылки, из которых каждая необходима, а одной недостаточно: выучить этот иностранный язык и изучить (систематически) этнографию коллектива, пользующегося этим языком. Не может быть полноценного перевода, если не удовлетворены оба условия» [цит. по: Верещагин, 2005, с. 78]. И именно при попытке соблюсти оба этих условия появляется ряд трудностей, одной из которых являются фоновые знания.

Сам термин «фоновые знания» является переводом английского термина «background knowledge», который впервые был употреблен в работах таких авторов, как В. Гудикунст и Й. Ким, Р. Сколлон и С. Вонг Сколлон, и подразумевает совокупность наших знаний о мире [Gudykunst, Kim, 1997, р. 442].

Фоновыми называются знания, которые хранятся в памяти каждого члена определенного социума, но актуализация данных знаний зависит от потребностей и нужды в них. Авторы книги «Язык и культура» Е. М. Верещагин и В. Г. Костомаров признавали тот факт, что фоновые знания не могут быть индивидуальным достоянием отдельного человека и, напротив, являются социокультурными сведениями характерными для определенной нации или национальности [Верещагин, Костомаров, 2005, с. 78]. Следует отметить, что фоновыми знаниями нельзя назвать, например, те, которые затрагивают сведения о повадках животных определенной географической зоны, или музыку данной этнической группы, или рецепты приготовления национальных блюд и т.д. Содержанием фоновой информации, прежде всего, являются специфические исторические факты национальной общности, ее государственное устройство, географическая среда, этнографические и фольклорные понятия, другими словами все то, что в теории перевода именуется реалиями.

Фоновые знания могут быть определенным образом классифицированы. В частности, такую классификацию находим у В.Я. Шабеса [Шабес, 1989, с. 7-11].

Типы фоновых знаний:

1) социальные, т.е. те, что известны всем участникам речевого акта еще до начала сообщения;

2) индивидуальные, т.е. те, что известны только двум участникам диалога до начала их общения;

3) коллективные, т.е. известные членам определенного коллектива, связанным профессией, социальными отношениями и др. (например, специальные медицинские знания, политические и др.).

Надо сказать, что фоновые знания могут перемещаться из одного типа в другой. Например, гибель конкретной женщины - это факт индивидуального знания, а гибель принцессы Дианы явилась национальным, даже мировым событием, и, таким образом, этот частный факт вошел в знание социальное. Или: бытовой факт появления мышей в доме, на кухне - это индивидуальное знание, касающееся жизни отдельной семьи (или одного человека). Но появление мышей на кухне в замке королевы английской Елизаветы стало фактом социального знания.

Для разработки типовой методики анализа текста - многомерной и одновременно непротиворечивой - необходимо исследование большого массива разных типов и жанров текста. Причем при таком исследовании важно обратить внимание не столько на то, из чего состоит текст, сколько на то, как он сделан, поскольку текст - это не сумма компонентов, а цельное произведение, имеющее целеустановку, функциональное назначение и обладающее авторской модальностью.

В методике анализа соотношение «автор - текст - читатель» занимает далеко не последнее место. Двунаправленность текста как результата деятельности (для автора) и как материала для деятельности (для читателя) таит в себе многие секреты конструирования текста и его функционирования, порождения текста и его восприятия.

Существует множество различных методик работы с текстом при прочтении его, а также при переводе с иностранного языка на родной язык. При этом в

конечном итоге любая работа с текстом преследует своей целью - понимание смысла и интерпретацию его понимания с опорой на форму и содержание, как различные виды информации, так как по определению Т.М. Николаевой, текст - это некоторая законченная последовательность предложений, связанных по смыслу друг с другом в рамках общего замысла автора [Николаева, 1978, с. 6].

И. Р. Гальперин в определении текста, прежде всего, выделяет грамматико- когезиальные связи и понятие целостности. Он пишет: "Текст - это произведение речетворческого процесса, обладающее завершённостью, объективированное в виде письменного документа, литературно обработанное в соответствии с типом этого документа, произведение, состоящее из названия (заголовок) и ряда особых единиц (сверхфразовых единств), объединённых разными типами лексической, грамматической, логической, стилистической связи, имеющее определённую целенаправленность и прагматическую установку'' [Гальперин, 2007, с. 18].

Текст, как правило, обладает единством темы и замысла, относительной законченностью, внутренней структурой - синтаксической (на уровне сложного синтаксического целого и предложений), композиционной и логической структурой. Согласно герменевтической концепции, работа с текстом подразумевает поиск того, что «не лежит на поверхности текста». Это деятельность, направленная на порождение понимания, используя механизм герменевтического круга, когда понимание целого складывается из понимания отдельных его частей, а для понимания частей необходимо предварительное понимание целого. Следует отметить, что для герменевтики важна необходимость предпонимания и бесконечность интерпретаций. Текст в философской герменевтике должен быть определен как предмет, который может быть прочитан и практически использован согласно герменевтическому принципу применения.

Текст включается в практику читателя целостно (независимо от реального размера этого целого и времени, необходимого для его прочтения и понимания), как средство трансформации этой практики. Известно, что художественный текст принадлежит к наиболее интерпретируемым текстам. Целью интерпретации

литературного текста является создание такого пространства, где читатель мог бы осуществить свои личные возможности.

Отсюда вытекают важнейшие методические принципы герменевтического подхода:

1) Для того чтобы понять текст, «далекий от нас во временном, пространственном, языковом и культурном смысле, надо преодолеть эту дистанцию, не уничтожая инаковости текста, иначе мы обязательно исказим смысл» [Гарбовский, 2004, с. 5]. Для этого следует расширять свой «смысловой горизонт» до возможности понимания смыслов, которые заложил автор в своем тексте.

2) Для понимания текста важно восстановить его историко-культурный контекст, в данной ситуации целесообразно применить механизм герменевтического круга.

3) Третий принцип, когда читатель понимает все глубинные смыслы, заложенные автором. Этому предшествует предпонимание, когда, пытаясь понять что-то новое, читатель опирается на свой жизненный опыт.

Именно с опорой на свой опыт реципиент реконструирует замысел автора, максимально приближаясь к нему в процессе интерпретации, позволяющей оптимизировать понимание благодаря адекватной рефлективной деятельности, в ходе которой необходимо учитывать намерения автора, создавшего текст, а также его культурную среду. Кроме того, нужно осознавать, что повествователь и автор текста не всегда одно и то же лицо. Иногда рассказчик - реальный человек, а иногда вымышленный персонаж. Следует определить его намерения и культурную принадлежность. Так же нужно учитывать место действия по сюжету, жанр (будь то поэзия, рассказ, предсказание и т. д.), стилистические приемы, сам сюжет.

Учитывая вышесказанное, мы осознаем, что для понимания и интерпретации смысла ключевыми являются три аспекта: автор, текст и читатель. Этот процесс можно представить в виде схемы 1: автор (отправитель информации) - язык 1-текст (сообщение) - получатель (читатель)- язык 1.

Данная схема работает при одноязычном типе коммуникации и для коммуникации, когда получатель (переводчик), владеет не только своим языком, но и языком автора. В ситуации, когда получатель информации (читатель) не владеет языком автора, необходим посредник (переводчик), который способен донести смысл текста, преобразовав сообщение в нужной форме и в нужном языке (коде), т.е. перекодировав его. Данный процесс интерпретации текста с участием посредника (переводчика) можно представить в виде схемы 2: автор (отправитель информации) - язык 1 - текст (сообщение) - получатель1 (переводчик) - перекодирование - язык 2 - переводной текст - получатель 2 (читатель).

Очень важным элементом схемы 2 является перекодирование - «передача адекватно понятого смысла текста языка оригинала на другой язык» [Г арбовский, 2004, с. 9]. Процесс преобразования/перекодирования оригинального текста предполагает наличие у посредника (переводчика) определенных условий для выполнения такой важной задачи: знание двух языков (кодов), понимание ситуации коммуникации, умение находить соответствия и т.д. Однако человек при переводе может понимать один и тот же текст по-разному и как определить, чье понимание более адекватное. Герменевтический подход дает возможность обучения рефлексии, которая позволяет каждому переводчику построить только свой смысл и приблизить читателя к его пониманию. Философская герменевтика позволяет увидеть нечто глубинно-общее для различных типов знания. Это общее связано с процессами символизации как одной из важнейших функций сознания. Символическое мышление в его широком понимании - это любой акт обозначения, в котором прямое, буквальное совмещаются с непрямым, переносным. Именно в символическом характере мышления на его дорефлективных уровнях П. Рикёр видит то, что обусловливает и возможности рефлективного мышления. Освоение символического мира выступает для П. Рикёра как область превращения абстрактной рефлексии, основанной на достоверностях индивидуального cogito, в так называемую «конкретную

рефлексию», бережно раскрывающую многообразные формы символической деятельности.

Задача конкретной рефлексии возникает во всей своей сложности потому, что процесс перевода символических пластов культуры в формы более строгого знания (или, иначе, «десимволизации») идет подспудно, но постоянно, усиливая человеческое отчуждение и самоотчуждение и требуя «ресимволизирующей» подпитки. «Таким образом, рефлексия - это критика, но не в кантовском смысле обоснования науки и долга, но в том смысле, что cogito может быть вновь схвачено лишь на обходном пути, через расшифровку документов его жизни.

Рефлексия - это присвоение нашего усилия существовать и нашего желания быть в произведениях, которые свидетельствуют об этом усилии и об этом желании...». Всякое стремление опереться на так называемое непосредственное сознание неизбежно оказывается иллюзией: Маркс, Ницше, Фрейд, считает Рикёр, научили нас разоблачать уловки этого ложного сознания: «Следовательно, возникает необходимость присоединить критику ложного сознания ко всякому новому обнаружению субъекта cogito в документах его жизни; философия рефлексии должна быть полностью противоположна философии сознания» [Рикёр, 2002, с. 55]. Таким образом, «философия рефлексии», противоположная философии сознания, находит свое обоснование в языке: глубже «я мыслю» находится «я есмь», глубже «я есмь» - «я говорю». Рикёр не успевает исследовать проблематику перевода сколько-нибудь развернуто, однако успевает заметить ее важнейшую роль в культуре и набросать, со свойственной ему ясностью и широтой ума, общий план ее эпистемологических, онтологических, этических разворотов [Богин, 1998, с. 1]. При активном герменевтическом понимании «человек смотрит на себя, смотрящего на мир» [Щедровицкий, 1992, с. 21]. Процесс понимания непосредственно связан с имеющимися знаниями в разных сферах, то есть с фоновыми знаниями.

В процессе рецепции художественного текста у переводчика происходит активация, прежде всего, экстралингвистических знаний, что способствует глубинному пониманию текста.

Предположим, выражение «little theatre» в предложении об известном американском драматурге Эдварде Олби «Critics, who first discovered him in the “little theater”, were astonished to find that such a polite young man was writing such shocking plays»может быть переведено по-разному, в зависимости от информационной осведомленности: как небольшой театр, либо как небольшой драматический театр, где любителями ставится репертуар, который не пойдет на большой сцене; который носит экспериментальный характер и обращен к маленькой аудитории.

Реконструируя текст оригинала, переводчик либо опускает какую-то информацию, либо неизбежно добавляет. Безусловно, переводчик должен почувствовать авторское отношение к описываемым фактам и событиям, стараться сохранить авторскую манеру, полноту передаваемой информации с минимальными ее потерями при переводе. Для переводчика главное «не заслонить» собой подлинник от читателя.

Очень важным в этом отношении является фактор, касающийся лингвокультурного парадокса перевода. Д. Веденяпин считает, что «чем лучше произведение, тем больше оно укоренено в родном языке, воздухе своей страны, ее истории... Словесное искусство все-таки очень национально. Удачный перевод - это чудо. Почему существуют неудачные переводы, как раз понятно, - не получается передать вот этот самый воздух» [цит. по: Пластинина, 2016, с. 55]. Он также подчеркивает, что «...переводимое произведение написано не по-русски (иначе, зачем бы его переводить?), и это должно чувствоваться, в самом языке должно быть что-то, что показывает, что это перевод. В этом тонкость и мастерство переводчика» [Веденяпин, 2001, с. 2].

Б. Дубин признает, что обычно читал ранее выполненные переводы того же произведения: «Но вообще-то я и обычно читал "конкурирующие" переводы, не видя в том ничего страшного. Если они плохи - попробуй сделать лучше, если хороши - порадуйся и отступись: зачем делать новый?!» [Дубин, 2001, с. 5]. И. Волевич сравнивает себя в процессе перевода с компьютером, загруженным только «данным языком, реалиями заданной эпохи» [Калашникова, 2008, с. 129 —

132]. Ю. Яхнина указывает на важность работы с внешними источниками, напрямую не связанными с конкретным произведением: «Когда-то в международном переводческом журнале "Babel"я читала статью Астрид Линдгрен, которая писала о том, что переводчик должен помнить, что дети той страны, для которой он переводит, выросли в других реалиях. ... Переводчику «взрослой» литературы полезно знать этот детский «фольклор» и детскую литературу страны, которой он занимается, - это помогает лучше понять многие ассоциативные ходы и аллюзии в различных текстах» [Мавлевич, 2005]. Д. Волчек в своем интервью «Русскому журналу» полагает, что в эпоху цифровых технологий и компьютерной коммуникации для современного переводчика нет «темных мест»: «... Теперь-то что, когда есть Интернет? Напиши автору, напиши биографу, покопайся в Сети...». Он также уподобляет свой интерес к автору любопытству папарацци: «... мне всегда хочется забраться в дом писателя, которого я перевожу, с черного хода» [Русский журнал, 2002].

Есть случаи, когда переводчику нужны не только знания, но и особое мастерство. Писатель часто играет словами, и эту игру бывает непросто воссоздать. Зачастую игра слов основана на многозначности слова или словосочетания. Известный пример - название пьесы Оскара Уайльда «The Importance of Being Earnest./Как важно быть серьезным». Игра слов - схожесть звучания имени Эрнест и английского качественного прилагательного «серьёзный». Это необходимо знать, перед прочтением и переводом легкомысленной комедии для серьезных людей "Как важно быть серьезным".

При переводе научных статей переводчику необходимо понимать объективно-реальностные смыслы переводимого текста, то есть, помимо знания языка, он должен быть еще и специалистом в определённой научной или технической сфере и иметь соответствующие фоновые знания.

Субъективно-реальностные смыслы художественной литературы и объективно-реальностные смыслы научно-технических статей формируются в процессе текстообразования как сложнейшего взаимодействия формы и

содержания и неявно даны в текстах, будучи, тем не менее, опредмеченными именно в средствах их построения, в том числе и синтаксисе.

2.2.