Глава 3 ЦЕНТРАЛЬНАЯ ЕВРОПА

Здесь, в отсутствие античного влияния, развитие шло естествен­ным путем. Но германцы, проживавшие между Рейном и Эльбой, в течение VIII в. были завоеваны франками, насадившими там свои порядки.

Более плавно (или замедленно) происходило развитие восточ­ной части центральноевропейского региона, входившего в ареал славянского расселения. Еще античные авторы обратили внимание на отличие германской части Центральной Европы от восточной, на­званной ими сарматской. Хотя Тацит и заметил, что тамошние жи­тели отличались от сарматов. В данном контексте важно подчер­

кнуть, что этнические различия двух регионов были заметны уже в те времена. Впрочем, раннеславянский этногенез, несмотря на уже более чем столетний период его изучения, все еще остается пред­метом дискуссий^[90]. Основная причина - отсутствие письменных ис­точников о славянах до VI в. и неоднозначность относящихся к бо­лее раннему времени археологических материалов [Петрухин, 1995, с. 12-13]. Тем не менее, к территории первоначального сложения славянства по совокупности всех данных можно отнести регион от Повисленья на западе до лесостепного Правобережья Среднего Днепра на востоке, ограниченный Припятским Полесьем на севере, Карпатами и Причерноморскими степями - на юге. Начало славян­ского этногенеза приходится, по всем данным, на последние столетия I тыс.

На всей территории славянского расселения долго сохраня­лись сильные общины, препятствовавшие появлению аллода [Риер, 2000, с. 204]. Причины прочности общинных связей лежали, прежде всего, в особенностях природной среды: большая, чем на западе континента, лесистость, более континентальный климат с мень­шей продолжительностью теплых дней в году. Отсюда - при общей меньшей плотности населения - потребность в коллективном, со­вместном труде, особенно при подсечно-огневом земледелии. При этом рельеф, в отличие от скандинавского, не разграничивал уго­дья отдельных семей, позволял большим семьям сохранять общее землепользование и совместный труд на таких владениях. Обследо­ванные археологами западнославянские поселения вплоть до конца I тыс. демонстрируют наличие единого хозяйства больших семей, а начало обособления индивидуальных крестьянских дворов там относится лишь к X—XI вв. [Риер, 1996, с. 115; Риер, 2000, с. 190-

191; Losinski, S. 308; Pitterova; Merzinsky; Die Slawen, S. 167-171; Herrmann, 1965, S. 20; Donat, 1970]^[91].

Долгое сохранение верховенства общины в поземельных отноше­ниях ограничивало права возникавшей с VIII в. знати, в том числе и князей, на землю. В обществе не сложилось представление о возмож­ности отчуждения земли отдельной семьей. Аристократия распоряжа­лась землей как административная и политическая власть.

(как у франков при Меровингах)^[94]. Поэтому также долго не формирова­лось мелкое землевладение служилого слоя - рыцарей, задержива­лось их оседание на землю.

Феодализация здесь состояла не в личном (юридическом) зака­балении крестьян сеньорами, как на Западе, а в потере ими прав на свободное владение землей по старым общинным традициям. Земля становилась государственной, и за нее платили налог. В этом - особен­ность феодализации в Центральной Европе [Тржештик, 1987]. Но такое развитие замедляло структурирование славянских обществ - господ­ствовавший слой складывался в особое сословие медленно^[95].

С XI-XII вв., как отмечалось, усиливаются индивидуальные права крестьян на наделы, а знать, особенно с XIII в., начинает получать от князей землю и иммунитетные привилегии, принятые в Западной Ев­ропе. Такое развитие во многом было связано с западным влиянием: через политические и личные контакты (Чехия, вспомним, вообще с X в. была вассалом Священной Римской империи), через католиче­ство, через немецкую колонизацию и экспансию. Сказывалась общая логика развития европейского феодализма с индивидуализацией хо­зяйственной деятельности и личных прав.

Но переход на западную модель феодализма спустя примерно 200-300 лет сказался на всем дальнейшем развитии региона. Ры­царство здесь распространяется и начинает оседать на землю лишь сХН-ХШ вв. [Макова, с. 130-139; Риер, 1988; Риер, 2000, с. 181-182, 187-188;Durdik; Fiala, Habovstiak, Stefanovicova; Guerquin; Hejna; Kaminska, 1960; Kaminska, 1968; Kasicka, S. 21; Kajzer, S. 115; Nekuda, Linger, S. 16-18, 33-44; Solle, S. 14]. И только с этого времени начина­ется процесс закабаления крестьянства. Но окончательно оно закрепо­щается только в XV-XVI вв.

Столь медленное течение социального развития в деревне при­тормозило и развитие городов. Оставаясь лично свободным, сельское ремесленное население не стремилось отрываться от земли. Город­ское население росло медленно. Власти, заинтересованные в раз­витии городов из фискальных соображений, прибегали к поощрению городской колонизации с запада, прежде всего из более многолюдных немецких городов, что ускоряло распространение западных техниче­

ских достижений, но вело, позднее, к национальным конфликтам. Бо­лее интенсивно города стали развиваться cXIII-XIV вв., когда в них из вне, с запада, было принесено городское право [Галямичев; Wyrosumski, s. 105].

Развитие городской экономики, однако, отрицательно повлияло на положение крестьян. Как и на Западе, феодалы оказались заинте­ресованными в увеличении доходов. Однако западный вариант с ком­мутацией повинностей был здесь невозможным из-за того, что боль­шинство крестьян, как отмечалось, еще оставалось лично свободным. Произвольно повышать ренту было и затруднительно, и опасно, ибо нарушало традиции. Но растущий спрос городов на продовольствие сулил землевладельцам большие выгоды. И с рубежа XIII-XIV вв. на­чался процесс наступления на земельные права крестьян, на общин­ные угодья. Заинтересованные в рабочих руках, феодалы добивались от власти прикрепления крестьян к земле, что и привело к появлению крепостного права в XV-XVI вв.^[96]

Таким образом, развитие городов в Центральной Европе в силу медленного формирования феодальных порядков в деревне привело не к реорганизации, как на Западе, форм крестьянской зависимости, а к укреплению ее в той форме (крепостничество), которая в западно­европейских странах была уже изжита. В итоге феодальное общество в регионе укрепилось, что при переходе к новому времени отрицатель­но сказалось и на развитии городов^[97]. Общие социальные процессы региона замедлились, и он надолго превратился в аграрный придаток Западной Европы.

В политическом же развитии региона происходило его постепен­ное сближение с Западной Европой: формировалась королевская власть и сословно-представительные монархии, система вассалитета^[98]. Сближала центральноевропейское население с западным и общая ка­толическая идеология, а также вышедшая из нее латинская культура.

***

Как видно, развитие центральноевропейского региона шло в на­правлении сближения с западной цивилизацией, но разница в исход­ных условиях и темпах привела к отставанию народов рассматривае­мой территории, что спровоцировало хозяйственную и политическую экспансию более развитого Запада. Она, наряду с другими причинами, способствовала ликвидации государственной самостоятельности Че­хии и Венгрии в XVI в., Польши в XVIII в.

В итоге, Центральная Европа, территориально и культурно близ­кая Западу, постепенно воспринимала западноевропейские ценности. Но разные исходные уровни предопределили отставание, не изжитое и поныне. К тому же, поскольку западноевропейские порядки проникали сюда «сверху», через правящие элиты, они оказывали лишь опосредо­ванное влияние на ментальность широких масс центральноевропей­ского населения, сохранившего некоторые раннесредневековые черты [Уткин, с. 39-40]. С другой стороны, именно «память о гарантиях част­ной собственности и гражданском обществе» определяет направлен­ность нынешнего развития центральноевропейских (бывших социали­стических) стран [Уроки...]^[99].

Прибалтика

Своеобразным было становление средневекового общества в Юго-Восточной Прибалтике. Географически этот регион тяготе­ет к Восточной Европе, на просторах которой сложились и расселя­лись балтские племена, чья ранняя история отразилась в многочис­ленных археологических культурах железного века. Поэтому балтская тематика традиционно включается в обобщающие разделы и штудии о восточноевропейских древностях и средневековье [Финно-угры...^[100]]. В своей монографии о средневековой деревне Восточной и Централь­ной Европы я тоже привлекал материалы из балтских земель для сопо­ставления именно с восточнославянскими историческими процессами [Риер, 2000, с. 177-178]. Такой же подход присутствовал и в первой попытке осмыслить развитие средневековых обществ^[101] [Риер, 1997, с. 109]. В эпоху бурных переселений второй половины I тыс. н.э. балты,

как и их соседи - финно-угры, не проявляли миграционной активности [Буданова, 2000а, с. 199], что было связано с длительным сохранением в их среде первобытных структур и порядков. Но более пристальный взгляд на дальнейшую роль балтийских племен в Европе потребовал рассмотреть развитие наиболее динамичной части балтов - литовских племен в контексте средневековой истории Центральной Европы.

Анализ археологических материалов свидетельствует, что бли­зость днепровских славян и балтов в I тыс.н.э. преувеличена. Прибал­тийские племена тогда испытывали существенное влияние и централь­ноевропейских археологических культур [Петраускас, Терпиловский]. А в том, что касается общественного развития, археологические дан­ные отражают процессы, аналогичные славянским: от фиксации воз­никновения неравенства и выделения дружинного слоя с VIII-IX вв., оформления административных и феодальных центров в IX-XI вв. до распространения феодальных замков с XII-XIII вв. [Финно-угры..., с. 21-22, 33, 356-364, 394-395]. Об этом же на основе, прежде все­го, изучения письменных источников писали X. Ловмяньски и Флоря [Lowmiariski; Флоря, 1991].

Но, с другой стороны, отдаленность от Запада и потому отсутствие прямых импульсов оттуда до начала немецкой агрессии в XIII в. спо­собствовали медленным темпам развития феодальных порядков, по сравнению с соседним Польским государством, даже в политически более развитых литовских землях. Происходившие здесь процессы в начале II тыс. хронологически отставали и от древнерусских^[102]. Лишь в XII в. начирнается становление Литовского государства. Медленная, до XIV в. христианизация литовского общества наглядно демонстри­рует длительное сохранение архаики в социальных отношениях. Тогда же, в XII-XIV вв. образуется и консолидируется литовская народность [Zabiela, р. 378], что существенно отличается от времени создания польской народности.

Начало хозяйственныхи социальных изменения у балтовфиксиру- ютсяс конца VII в. н.э., когда отмечено появление укрепленных усадеб и наборы дорогих украшений - свидетельств выделения знати. Как до­казательства появления дружинников интерпретируются погребения с воинским инвентарем. Больше свидетельств о дружинниках у балтов- фиксируется сХ в., а массовыми они становятся лишь в XI-XII вв.

На рубеже I—II тыс. литовское общество оказалось как бы между центрально- и восточноевропейскими порядками. И в первые века II тыс. некоторые процессы здесь были ближе восточноевропейским.

Так, например, Ловмяньски отмечал отсутствие у литовской знати XIII- XIV вв. крупной земельной собственности [Lowmia∩ski, s. 277-285], что аналогично ситуации с боярским землевладением на Руси (см. ниже). Нет свидетельств и наличия у байтов, как и у восточных славян, тра­диций безусловного отчуждения земли, подобного западному аллоду.

Но в новейшей литовской историографии есть и иная точка зрения, представленная Э. Гудавичюсом, который пишет о заимствованных у норманнов земельных порядках, названных им «одальным правом» [Гу- давичюс, с. ЗО]^[103]. Нельзя не отметить, что «.типологические параллели из викингов» Гудавичюса частью историков восприняты критично [Насевіч, Свяжьінскі]. Они действительно выглядят декларативно. Но, с другой сто­роны, характер сельского расселения литовцев, причем от средневеко­вья до нашего времени был хуторным, что напоминает северогерманские культурные ландшафты, отражавшее, как уже отмечалось, существова­ние именно индивидуальных крестьянских хозяйств, из которых к середи­не I тыс. сформировались аллоды [Риер, 2000, с. 197-198].

Можно добавить, что в Восточной Прибалтике хуторное расселе­ние также было обусловлено природой - сельскохозяйственные угодья формировались на свободных от лесов и болот небольших по разме­рам всхолмлениях аналогично шведским одалям. Так что хуторной, ин­дивидуалистичный характер землепользования вполне мог породить форму, аналогичную скандинавскимсемейным владениям. Конечно, индивидуальное землевладение в балтийских землях во многом свя­зано и с влиянием крестоносцев. Но если вспомнить, что немецкие по­рядки укоренились в Прибалтике, а например, в Поволжье, где со вре­мен Екатерины II сложилась большая колония немецких крестьян, не были восприняты местным населением, то вполне можно согласиться с тем, что индивидуальные крестьянские хозяйства и были особенно­стью балтов - литовцев, причем даже без влияния викингов, которых Гудавичюс привел как дополнительный аргумент [Риер, 2016, с. 345].

Но до начала II тыс. сохранялись и общинные городища [История крестьянства СССР, с. 63-64], что свидетельствует о том, что выде­лившаяся знать еще не монополизировала в своих руках всю полноту власти. Пик процессов консолидации литовского общества пришелся на время Миндовга - вторую треть XIII в., когда воедино сплелись вну­

тренние и внешние факторы. К внутренним можно отнести укрепление и консолидацию дружинного слоя (знати).

К внешним - ослабление соседей - Руси и Польши вследствие распада на уделы.Агрессивность литовских племен, очевидно, стиму­лировалась теми же интересами, которые в свое время направляли в римские провинции германцев, искавших там отсутствовавшее среди соотечественников богатство. Литовские дружинники то же самое ис­кали в более богатых древнерусских и, в меньшей степени, из-за уда­ленности, в польских землях. Эти походы ускоряли социальную диф­ференциацию литовского общества, в котором именно в XII-XIII вв. формировалась собственность знати.

Ускорению развития литовского общества по пути феодализма, и поискам ресурсов в Поднепровскихвосточнославянских землях у населения, отчасти деморализованного монгольским нашествием, способствовалаи агрессия крестоносцев. Она же вела к сближению с Польшей, откуда с XIV в. начали активно поступать и постепенно распространяться основные признаки центральноевропейского фео­дализма, более близкие, как отмечалось, западно-, чем восточноев­ропейским. Кревская уния 1385 г., а затем и принятие католичества, став­шего с 1387 г. государственной религией Литвы, еще более усилили это движение в сторону Запада. В течение XIV-XVI вв. Великое княжество Литовское, ставшее полиэтничным, насчитывавшее до 40% православ­ного населения, сблизилось с Польшей и вошло в круг центральноев­ропейских обществ.Местная аристократия приобщалась к престижным формам польской, немецкой, венгерской и даже итальянской (в Восточ­ной Галиции) культуры. Начался процесс эволюции Западной (Придне­провской) Руси к индивидуализму, частной собственности и правовому обществу. Это относится и к аграрному строю, и к городам [Бардах; Бэтс; Насевіч, Свяжьінскі, с. 263; Пичета, с. 32; Семенникова, 2000, с. 69-75]. Последние воспринимали западноевропейские нормы вну­треннего самоуправления и юридического статуса горожан (магдебург- ское право) и стали, как выразился швейцарский славист К. Гёрке, как бы переходными между Западной и Восточной Европой [У Цюрыху...]. Нараставшее противостояние с Московией еще более усиливало за­падную ориентацию ВКЛ. Так княжество вписалось в центральноевро­пейскую средневековую цивилизационную модель. Но, как и в других центральноевропейских землях, здесь, в отличие от Западной Европы, происходила консервация феодальных порядков.

Показательным, в этой связи, было усиление частной власти фе­одалов над крестьянами. В Центральной Европе, из-за более поздне­

го формирования сеньориальных порядков и прочности общины, рост товарно-денежных отношений пришелся на иную, более раннюю ста­дию аграрных отношений - крестьяне в условиях роста городов оста­вались еще свободными, что, как отмечалось, замедляло и рост самих городов. В итоге феодалы смогли решать свои финансовые проблемы органичным для них феодальным (простите за тавтологию) способом - усилением внеэкономического нажима на крестьян, что и породило постепенное ограничение крестьянских свобод с рубежа XIV-XV вв. вплоть до их полного закрепощения к XVI в., то есть тогда, когда на за­паде континента крепостничество уже было изжито. Дальнейший рост спроса на зерно в бурно развивавшейся Западной Европе и породил, как известно, распространение во всех центральноевропейских землях самой жестокой формы крестьянской эксплуатации - барщины, кото­рая не только усиливала личное подчинение крестьян, но и пресекала проникновение в деревню рыночных элементов.

Такие аграрные отношения, безусловно, сказались на обществен­но-политическом развитии этой части Центральной Европы. Слабость городов сделала всесильным дворянство - шляхту, сумевшую создать приемлемую для себя политическую систему: специфическую по фор­ме конституционную монархию, больше напоминавшую президентскую республику с избираемым президентом - королем (что для того вре­мени было органичным). Сказывалось влияние римского права и юри­дических идей эпохи Возрождения [История культуры, с. 385]^[104]. Однако происходило это уже за рамками классического средневековья, в Речи Посполитой.

Таким образом, в течение средневековья литовское общество не только определилось как составная часть центральноевропейской цивилизационной модели, но и, в силу специфики политического раз­вития, оказалось, в составе ВКЛ, в едином государстве с приднепров­

скими славянами^[105]. Последние во время расцвета Великого княжества, а затем и в рамках Речи Посполитой, тоже включились в указанную модель [Риер, 1999в]. Но в Люблине Польша «“проглотила" больше, чем смогла “переварить"» [Вернадский, с. 264]. Последовавшее у же в XVIII в. поражение польско-литовского государства в борьбе с усили­вавшимися западными и восточными соседями вернуло приднепров­ских славян - белорусов и украинцев, в лоно восточноевропейской ци­вилизации, о которой - в следующей главе.