Алкогольная ситуация в начале 80-х годов

В целом по стране реальные убытки от спаивания народа, например, в последний год жизни Л. И. Брежнева (1982) оценивались в 140,0 млрд рублей в год. Производи­

тельность труда на почве пьянства снижалась в среднем в год на 15% (прогулы, простои, аварии и пр.).

Точка зрения.

«Вчера рассчитал нашу “АЛКОГОЛЬНУЮ СМЕРТ­НОСТЬ”. Что касается мировой, то в 1979 году она будет рав­на (примерные данные) сбросу на мир 28-30 “ЭТАНОЛОВЫХ БОМБ”, каждая из которых по убийственной силе равна той, хиросимской, атомной (убито 140 тыс. чел.). В этом году по­губит алкоголь 8,9 млн собратьев-землян» (2).

И. А. Красноносое

19 августа 1982 года ЦК КПСС и Совет Минист­ров СССР принял постановление о дополнительных мерах

по улучшению охраны здоровья населения (3), в кото­ром советское общество нацеливалось на активизацию гигиенического воспитания населения, усиление мер общественного воздействия на лиц, потребляющих ал­коголь, и на борьбу с другими вредными привычками.

Ю. В. Андропов на имя Л. И. Брежнева и Политбюро ЦК КПСС приводил объективные данные о том, что при среднем мировом потре блении 5,5 литра водки на душу населения в СССР эта цифра зашкаливала за 20 литров на душу населения, страна упорно двигалась к полной дегра­дации (4). А цифра 25 литров алкоголя на душу населения во всем мире медиками признана как граница, после ко­торой фактически завершается самоуничтожение нации. Потребление алкоголя, которое не превышало 5 литров на человека в год ни в Российской империи, ни в эпоху Сталина, достигло к 1984 году отметки в 10,5 литра за­регистрированного алкоголя, а с учетом подпольного са­могоноварения могло превышать 14 литров. По оценкам, такой уровень потребления был эквивалентен примерно 90-110 бутылкам водки в год на каждого взрослого муж­чину, исключая небольшое количество трезвенников (5). В середине 80-х годов алкоголизм в СССР принял масштаб национальной катастрофы, потерявший голову народ то­нул, замерзал, горел в своих домах, падал из окон.

Мы тогда чувствовали острую необходимость в про­ведении Общесоюзного форума, чтобы как-то противо­стоять алкогольной вакханалии, объединив разрозненные трезвеннические силы в стране. Но как его организовать? В те времена слово «трезвость» было в нашей стране чем- то запредельным и трезвенническое движение не призна­валось в верхних эшелонах власти. Не признавалось в том числе и потому, что подавляющее большинство членов Политбюро ЦК КПСС были психологически запрограм­

мированы на потре бление алкоголя, а то и имели физиче­скую зависимость от него. Однако надзором за деятельно­стью клубов и обществ трезвости занимался целый отдел в КГБ. И вот в таких условиях нам необходимо было со­браться и что-то предпринять существенное для спасения своего Отечества.

При АН СССР работала Советская социологическая ассо­циация. В 1980 году Ассоциация сформировала Центральную секцию по проблемам отклоняющегося поведения.

И тут Левин с Заиграевым предлагают нам провести та­кую же конференцию на Горьковской земле. Мы, конечно же, согласились.

У нас тогда в Волго-Вятском регионе была сформиро­вана региональная секция проблем отклоняющегося поведе­ния. Председателем был избран профессор В. К. Смирнов, а ученым-секретарем секции почему-то избрали меня. Я тогда работал заведующим сектором Горьковского обкома комсомо­ла. Может быть потому, что к этому времени вышла в свет моя книга по алкогольной проблеме «Диалог о наболевшем». Книга необычная по своему построению, в виде очень острого диа­лога защитника питейных взглядов с убежденным трезвенни­ком. Я думаю, что Левин и Заиграев мечтали в очередной раз

напиться «на халяву» на очередной конференции, а заодно и отчитаться о своей работе перед директивными органами. Но получилось все иначе.

Конференцию по тем временам мы назвали трафаретно: «Профилактика пьянства и алкоголизма в промышленном го­роде». Но постарались пригласить на конференцию активных трезвенников со всей страны: Федора Григорьевича Углова (Ленинград), Геннадия Андреевича Шичко (Ленинград), Игоря Александровича Красноносова (Орел), Мусу Алиевича Дальсае- ва (Грозный), Виктора Николаевича Добровольского (Харьков), Анфису Федоровну Миролюбову (Киев), Эмилиана Донатовича Брокана (Рига), Лилию Алексеевну Ушакову (Нижний Тагил) и других.

Когда мы готовили тезисы конференции к печати, доклад Федора Григорьевича Углова специально не давали на про­смотр Оргкомитета. Иначе Федора Григорьевича просто бы не выпустили на трибуну. А тут «для всех неожиданно» приезжа­ет Углов на конференцию. Его и И. А. Красноносова сразу же сажают в президиум конференции и предоставляют первое слово Федору Григорьевичу. И вот тут началось!

Я руководил тогда секретариатом конференции и видел все подводные течения, слышал многие звонки по телефонам наших оппонентов. Забегали работники обкома, сотрудники КГБ. Спрашивают у меня на повышенных тонах: откуда взялся Углов?! Я отвечаю: пригласил оргкомитет конференции. Вот текст его доклада.

Тогда партийные и силовые чиновники к вечеру первого дня работы конференции собирают президиум конференции, куда пригласили совершенно посторонних людей, и под нажи­мом искусственного большинства отстраняют Ф. Г. Углова и И. А. Красноносова от ведения конференции.

На следующий день Федор Григорьевич и Игорь Алек­сандрович сидели уже во втором ряду президиума конферен­ции, а ведением ее командовали Морткович и Левин. Служ­бисты изъяли у всех участников опубликованные тезисы и проект решения конференции. Но, несмотря на такие жесткие действия, процесс уже было не остановить. Птичка вылетела. Геннадий Андреевич Шичко и другие трезвенники заняли во второй день оборону в зале у трибуны. Геннадий Андреевич был инвалидом войны и ходил, иногда опираясь на специаль­ную палку. Сел он рядом с трибуной, палка у него была на плече. Как только какой-либо выступающий начинал ратовать за «культуру пития», Геннадий Андреевич многозначительно поднимал палку, и тот затихал. Если кто-то пробовал прово­цировать народ на потребление алкоголя, то Геннадий Андре­евич делал те же движения палкой вновь. Да еще масла в огонь подлило социологическое исследование, проведенное среди участников конференции. Оказалось, что больше 50% участ­ников конференции проголосовали за введение немедленного сухого закона у нас в стране.

Сама конференция была искусственно скомкана. Меня тут же исключили из председателей секретариата конферен­ции. Список участников конференции был изъят. А члены орг­комитета уже без Федора Григорьевича и Игоря Александрови­ча провели свое заседание, на котором решили организовать в Москве контрконференцию, где они заявили бы торжественно и во всеуслышание о полезности так называемой культуры пи­тия. К слову сказать, такую конференцию они действительно провели. Только она получилась жалким междусобойчиком, пародией на Всесоюзную конференцию. Настоящие и масти­тые ученые отказались в ней участвовать. Пьянка, правда, у них получилась, но это уже другая история.

Доклад академика Ф. Г. Углова на Дзержинской конферен­ции в 1981 году быстро овладел массами. Многие думающие граждане нашей страны вздрогнули и начали просыпаться от продолжительной алкогольной спячки.

Правда, всем хорошо досталось после конференции. Ф. Г. Углова пытались сделать политическим диссидентом, но не получилось. Об этом вы подробно можете прочитать в нашей совместной с академиком Борисом Ивановичем Искаковым кни­ге, которая была издана к 100-летию Федора Григорьевича (7). Пытались преследовать по партийной линии И. А. Красноносо- ва и Г. А. Шичко. Меня тут же выгнали из аппарата Горьковского обкома комсомола, а чуть позже исключили из партии. Правда, затем восстановили в партии, но для этого нужно было дойти до ЦК КПСС. К слову сказать, седина моя такая именно из тех времен и тех событий. Ведь исключение из партии в те времена было равнозначно политическому расстрелу.

Я. К. Кокушкин послал 28 января 1981 года предложе­ние XXVI съезду КПСС, состоящее из двух пунктов: «1. Не включать отныне в государственный план производство и продажу всяких “напитков”, содержащих даже малое количе­ство алкоголя. 2. Разработать и издать закон, преследующий пропаганду алкоголя в любой форме, по любому поводу, как и пропаганду войны» (8).

Из воспоминаний А. Н. Маюрова