Мешает ли УПК борьбе с преступностью

Выступление на «круглом столе» в Совете Федерации Феде­рального собрания РФ 01 июля 1998 года на тему: «О состоя­нии борьбы с преступностью и об укреплении правопорядка в Российской Федерации в современных условиях»

На слушаниях выступили руководящие работники правоохра­нительных органов (как федеральных, так и региональных), судьи, депутаты.

Господа!

Очень интересно наши слушания проходят. Меня, в частности, заинтересовало: хоть кто-нибудь из выступающих — а выступа­ли перед нами судьи, следователи, прокурорские работники — произнесет слово «законность»? Законность предварительного расследования, прежде всего. Ждал, но, увы, не дождался.

К сожалению, в последние годы очень модно стало говорить о том, что, дескать, УПК чуть ли не мешает бороться с преступ­ностью. Ну, как же: мы должны бороться с преступностью, а тут права каких-то обвиняемых и так далее. И дальше развивается этот тезис в разных вариантах.

Позволю себе не согласиться с таким подходом не только по­тому, что я сегодня адвокат, но как вчерашний прокурор и как вообще гражданин этой страны, который смотрит на ситуацию не с правоохранительного ведомственного шестка и видит, что такое отношение к законности, прежде всего в деятельности оперативно-розыскных служб, а, во-вторых, — предваритель­ного следствия, приводит как раз к тому, что никакой борьбы с преступностью не происходит.

Я в качестве примера сошлюсь только на три уголовных дела, достаточно известных в стране. Хотя я знаю, что каждое дело о серийных убийствах, каждое, без изъятия, сопровождалось тем, что прежде, чем найдут настоящего убийцу, кого-то невиновного перед этим подержат под стражей. Вот дело Чикатило. Всем изве­стное, как я понимаю. За первое же преступление, которое совер­шил Чикатило, последовала кара — но не Чикатило привлекали. А там, судя не только по публикациям в прессе, но и по тому, что следователи и прокуроры об этом говорили, были реальные вы­ходы на Чикатило: сразу, по первомуже эпизоду.

мый никогда Чикатило, когда нашли ранее судимого Кравченко, он рядом живет, его арестовали и довели дело до того, что его расстреляли — не просто осудили, но исполнили смертный при­говор. И вот эта увлеченность только одной версией виновности Кравченко позволила Чикатило, не пойманному не потому, что он был неуловим, а потому, что его никто не искал, совершить еще полсотни убийств. Это что, борьба с преступностью?

Дело Стороженко, тоже известное на всю Россию, Смоленск. Там, до того, как Стороженко был изобличен, увлеклись опять же, правда, уже двумя версиями, некоего Полякова успели осу­дить, сейчас не помню точно, не то на 10, не то на 12 лет, а еще одного — Гончарова, кстати, прокурорского работника, — года полтора продержали под стражей, потом выяснилось, что он к стороженковским делам вообще не имеет отношения. Поляков, был тоже реабилитирован, он тоже не имел никакого отношения убийствам.

Наконец, в Свердловске, тут только что говорили нам о Свердловске. Там, оказывается, было такое дело Фефилова, 6 или 7 эпизодов и почти по каждому из них успели осудить лю­дей, 9 человек всего было «прокручено». В том числе одного осудили к расстрелу и приговор исполнили, а еще одного уби­ли сокамерники.

Вот цена беззакония на предварительном следствии, цена недостаточного серьезного прокурорского надзора, цена того, что увлекались одной версией и забывали об остальных.

C одной стороны — гибель невиновных людей, осуждение и страдание невиновных людей, их близких. А с другой — не на­казанное преступление это реальная возможность действитель­ному преступнику преступления продолжать. Совершенно на­плевательское отношение, мягче сказать совесть не позволяет, к уголовному процессу, к процедуре (к сожалению, составляющее нынче чуть ли не национальное наше качество), которое объяс­няют интересами борьбы с преступностью, — это в конечном итоге ни к чему другому не приводит, кроме безнаказанности, повторяю, действительных виновников, ну и еще, конечно, к возможности показать, что мы действительно якобы с чем-то боремся.

Здесь говорили о росте раскрываемости*, о том, что снижа-

230

ются какие-то показатели преступности. Ничего на самом деле в жизни не снижается. Кроме, может быть, цифр. Я готов вам подарить к любимому милицейскому термину «раскрывае­мость» еще парочку терминов: обращаемость граждан в мили­цию и выгоняемость милицией обращающихся граждан вместе со всеми их обращениями. Почему у вас сейчас начинают рас­ти проценты раскрываемости? Еще и потому, что люди не верят милиции, они не идут сейчас туда, они понимают, что милиция ничего не найдет, никого не разыщет. И они знают, что в пятиде­сяти процентах случаев этот же гражданин получит там столь­ко «веселых» высказываний по своему же адресу, а если еще будет настырным, могут и самого привлечь, хоть он и потерпев­ший. Никто, однако, этой проблемой не занимается. Только пресса.

(Реплики из зала: «По существу!») Это по существу. Закон­ность и борьба с преступностью, законность и правопорядок — слишком слиты. Это по существу. И если тот передовой отряд, который выдвинут на передовые рубежи — милиция — сегод­ня не встречает понимания у 90 процентов населения, то это кризис. О кризисе суда здесь уже говорили достаточно ярко. О кризисе, в котором постоянно, ну, не то, чтобы уж постоянно находится, она пытается как-то выкарабкаться, прокуратура, то­же понятно. Их и законодательной инициативы лишили, и цело­го ряда полномочий, и общего надзора толком нет, и то, что они делают в суде, это уже не надзор. Интересно, что по Судебным Уставам российский прокурор имел меньше полномочий, но это называлось надзором. А у нас это не надзор оказывается.

Вся система, так называемая система правоохраны, находит­ся в кризисе. И то, чем мы сегодня занимаемся, это не называ­ется строительством правового государства. Если судьям не на что послать повестки, если суды завалены настолько, что они не могут рассматривать дел, а единственные рассуждения властей на эту тему состоят в том, что эти ловят, а суды, такие сякие, оп­равдывают и отпускают, ну помилуйте...

Приняли недавно так называемый новый Гражданский Ко­декс, успели его назвать прорывом в новое правовое простра­

нство. 0 недостатках УК уже говорили, я не буду повторять. Вот Гражданский Кодекс. Казалось, какое отношение имеет к прес­тупности, к коррупции Самое прямое.

Все мы говорим, что коррупция основана на том, что чинов­ник имеет массу всяких полномочий — разрешать, запрещать и так далее. И для того, чтобы бороться с коррупцией, надо ос­тавить чиновнику поменьше возможностей запрещать и разре­шать. Правильно Так вот, новый Гражданский кодекс на место нотариального удостоверения сделок с недвижимостью поста­вил государственную регистрацию, придав ей по объему полно­мочий как раз уровень нотариального удостоверения. Нотариус сегодня — это не государственный чиновник. У него достаточ­но высокие тарифы, которые он получает. Это человек реально независимый. У него это отбирают и отдают чиновнику.

По закону считается, что это будет чиновник органов юсти­ции. На сегодняшний день никакого закона о регистрации нет. И кто будет этим заниматься — неизвестно. По-видимому, каж­дый регион решит по-своему. Как правило, это уровень какой- то муниципальный и полумуниципальный, для Москвы — горо­дской. Сонм мелких чиновников, которые сейчас могут решать все вопросы, связанные с недвижимостью. Есть тут база для коррупции или нет? Это одна сторона.

Другая сторона, тот же нотариат. Минюст, увы, я не слышал и не видел здесь представителей Минюста, с момента ухода с поста министра юстиции Николая Федорова, фактически объя­вил натуральную войну частнопрактикующему нотариату. И од­но из направлений этой войны состоит в том, что сегодня всю­ду, во всех регионах и больше всего в Москве, увеличивают не­померно численный состав нотариусов. Казалось бы, какое отношение имеет к преступности Самое прямое. Я обращался по этому поводу к руководству и прокуратуры, и ФСБ, и МВД, и самого Минюста, естественно. Никакой реакции. А ведь вещь очень простая. Что такое, когда в регионе нотариусов больше, чем нужно Это значит, что нотариусы начинают «гоняться» за клиентами. А «гоняясь» за клиентами, они тихо-тихо под клиен­та «подгибаются». К чему это приводит А к тому, что вы сегод­ня на всех заборах, во всех газетах в рекламных объявлениях найдете объявления: «Нотариус без проблем», «Нотариус круг­лосуточно» и тому подобное. К преступности имеет самое пря­мое отношение. Нужно отмыть какие-то теневые капиталы, ка­кие-то «левые» деньги — идите к такому нотариусу, который «без проблем», а он без проблем потому, что он «гоняется» за

клиентами, потому, что у них, запрещенная нотариальным за- коном конкуренция, он «гоняется» за этим клиентом и он без проблем все, что угодно, удостоверит и любой сделке придаст видимость законной. Вооружите милицию хоть пулеметами, по­садите ее хоть на «Мерседесы», хоть нет, на этих вещах нас с вами обойдут.

И последний, самый мелкий вопрос к законодателям и прави­тельству. Я последние дни испытал просто жгучий восторг, ког­да услышал, что предлагали упразднить все льготы сотрудни­кам правоохранительных органов и в числе льгот указали пра­во следователей и помощников прокуроров бесплатно ездить на общественном транспорте.

Ну, конечно же, это крайне необходимо, государство сможет сэкономить баснословные средства. Только если бы они доба­вили при этом обязанность государства обеспечить каждого следователя автомобилем и водителем, вот тогда было бы просто замечательно, особенно с точки зрения экономии.

Стыдно»

После этого и еще нескольких подобных выступлений меня (и не только меня — не один же я пытался поднимать те пробле­мы, о которых здесь сказано) на подобные совещания пригла­шать перестали. Судя по результатам «борьбы с преступ­ностью» в стране это чуть ли не единственное реальное после­дствие бесчисленных совещаний на эту тему.